(no subject)
Dec. 18th, 2002 12:24 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
alienor_smЭто письмо было написано в больнице концлагеря Терезиенштадт на блокнотных листках карандашом в несколько приёмов, человеком, едва дожившим до 23 лет. Я понимаю, что подобных судеб - миллионы, и, кажется, ничего нового уже по этому поводу не скажешь, но вот слишком уж тяжело оказалось мне один на один с этим, а посему - вот...
Ответ на это письмо так никогда её и не нашёл.
7 ноября 1944 г.
Моя Эме!
Наверняка твое длинное письмо придет сегодня – Йозеф, по-видимому, всегда разносит почту в районе полудня – и тогда я отошлю свое вечером. Вчера пришли посылки, и я была так рада – почерку, штемпелю и, разумеется, содержимому. Ты так чудесно печешь! Так красиво вышиваешь! Ты так мило все упаковала. А что касается синей куртки, за которую, я полагаю, равно как и за пару гольфов, должна благодарить Лолу, – я нашла рыжий волос! Сейчас же намотаю его на свой коричневый гребешок. Кроме зубной щетки, это единственное, что мне удалось сберечь. Та прядь, которая была на нем раньше, потерялась, когда я держала его под подкладкой рукава. Когда человек так беден, что у него нет даже карманов на пальто, он сует свои жалкие пожитки в рукава! Мой кошачий зверь, ты, конечно же, ночи напролет приготавливала это все для меня. И теперь я сижу на постели в мелкую клеточку, в изумительно пахнущей синей куртке, и выгляжу так, будто я «высоко-высоко на горном пастбище, где нет греха»32 , и радуюсь каждому гостинцу! Но я уже написала обо всем этом в письме, которое принесет тебе Людвиг, и которое, несомненно, попадет к тебе раньше, чем это. А теперь я так жду почты от тебя. После, когда, возможно, что-нибудь придет, я напишу еще.
8 ноября 1944 г.
Вчера ничего не пришло. А сегодня? Сегодня – точно: я так много хочу написать тебе, моя Ева-Долороза. Ты ведь без меня немножко Долороза? Но я совсем не знаю, с чего начать. Температура выше тридцати восьми держится вот уже несколько дней, и у меня странноватое ощущение в голове. И я думаю и волнуюсь о тебе постоянно. Хватает ли тебе денег? И ничего ли с тобой не случается во время воздушной тревоги? Хорошо ли ты питаешься? Здоровы ли дети? Были ли – что важнее всего – какие-либо неприятности, поскольку, похоже, они все же не выпускают тебя из поля зрения? Я и не знала вовсе, что можно, в самом деле, думать всегда, всегда, день и ночь, месяц за месяцем, об одном и том же. Снова и снова припоминается каждая мелочь, верно? Помнишь, как славно было тогда в Капуте, в первый раз, и как восхитительно мы дурачились и как были счастливы! И тот вечер в больнице, когда твоя соседка по палате крепко спала, а мы не знали об этом. И... и... и... Скажешь ли ты еще «мое дорогое сердечко?» С какой охотой поела бы я эту ужасную, ужасную зелень в картофельном супе! Иногда мне кажется, что этого больше никогда не будет. Шансы так ничтожны. И я провожу бессонные ночи, упрекая себя в том, что впутала тебя в свое сомнительное существование. Когда я вернусь, я прибуду с весьма запущенным случаем чахотки. Мой кошачий зверь, пожалуйста, пожалуйста, если кто-нибудь встретится на твоем пути, кто будет мил и захочет жениться на тебе, прими его. Это не имеет никакого отношения к нашей любви. Она останется, что бы ни случилось. В конце концов, на тебе – четверо маленьких людей, а твой муж непременно будет отпускать тебя со мной время от времени. Моя Эме, не сердись за то, что я тебе это пишу, но я не могу спать, я все время думаю. В данный момент ты не должна печалиться из-за меня. Все идет превосходно, все милы, от чего мы уже успели отвыкнуть, и мы точно останемся здесь до девятого декабря. Если же у меня по-прежнему будет температура, то, возможно, это протянется еще дольше. И теперь каждый день я со страхом смотрю на температурную кривую, надеясь, что время промчится и ничего не успеет произойти. Йозеф, похоже, приносит почту только по вечерам, а потом всегда забирает с собой наши письма. Я не забыла сказать, что люблю тебя? Да, и я так тоскую по тебе… Мне нужно, чтобы ты крепко обняла меня и утешила, и тогда все будет хорошо. Моя «мордашка» – хотела бы я опять сказать тебе. И Альбрехту теперь три года. Он, наконец, перестал пачкать штанишки? Ты один раз записала имя Бернда как отправителя посылки. Я понимаю это так, что он снова дома, и Лолин ребенок тоже? Моя бедняжка. Но ведь ты напишешь мне все об этом, да? Заботится ли о тебе Грегор? Надеюсь, не слишком усердно! А как дела у Эленай? Я хочу знать все, но более всего – о тебе, и будь честна, не приукрашивай ничего ради того, чтобы я не беспокоилась. Потому что я ведь в любом случае беспокоюсь, дорогая моя. Передай большой привет мадам Куммер! Но больше ни с кем не говори обо мне, все должны спокойно думать, что меня больше нет. Я решила отослать это письмо сегодня вечером в любом случае, а завтра написать другое в ответ на твое новое письмо. Обнимаю тебя и целую тысячу раз.
Твой верный, благородный, израненный Ягуар
Когда получишь следующее мое письмо, ответь и на него, хорошо? Вложи фотографии вас всех. Обработала ли ты пленку от 21 августа33 ? Надеюсь, твое письмо придет сегодня.
9 ноября
Письмо не пришло! Может быть, сегодня? Я хочу отослать это письмо после того, как получу твое. Сегодня я не очень хороша. Возможно, на днях начнутся месячные; у меня их не было с самого Берлина. Но это происходит со всеми: симптом пребывания в неволе. Лифчик сидит прекрасно, только чуть великоват. Э.Ш. [Эме Шрагенгейм – авт.], любимая моя. Мне не хочется много писать сегодня, я бы предпочла отвечать на твое письмо! Ты понимаешь, ведь правда, что вещами, которые ты мне шлешь, я делюсь со своей приятельницей? Наверняка именно поэтому ты что-то помечаешь, а что-то – нет. Она очень славная, и ей пришлось гораздо туже, чем мне, поскольку в Б. или О.34 – это все одно – ее разлучили с мужем, и она даже не знает, жив ли он. И у нее больше нет дома (она родом из Амстердама) и ни живой души во всем мире. Насилу убедила Йозефа принять три печенья и два куска пирога, однако сам он постоянно нам что-то притаскивает. Он говорит, что это его долг – помогать нам, он говорит, что должен и что просто не может ничего принять за это. И теперь мы целыми днями едим, и я ужасно горжусь, когда голландка, весьма разборчивая в еде, хвалит твою стряпню. И впрямь, та-а-ак вкусно!
10 ноября
Вчера от тебя не пришло никакой почты. И сегодняшний день близится к концу. Только что пришел результат второго анализа: отрицательный. Сделают еще один, и если он также окажется отрицательным, нас отправят отсюда. Так что я была неправа относительно шести недель и по-настоящему боюсь, что меня вернут в лагерь. Я чувствую себя, как человек, которому только что удалось высунуть голову из ледяной воды лишь затем, чтобы его втолкнули обратно. Но я скажу это только тебе, потому что только кошачьему зверю можно знать, что храбрый Ягуар боится. Молись за него, хорошо?
11 ноября
И вчера – никакой почты! Теперь я совсем уже не понимаю, что это такое. Твои родители не получили моего письма? Если нет – я отправлю это сегодня – тотчас же, пожалуйста, напиши мне длинное, длинное письмо с живописующим изложением (и отправителем опять поставь А. Карстен).
1069389056 поцелуев
от Ягуара
Только что пришло твое письмо!!!!
Ответ на это письмо так никогда её и не нашёл.
7 ноября 1944 г.
Моя Эме!
Наверняка твое длинное письмо придет сегодня – Йозеф, по-видимому, всегда разносит почту в районе полудня – и тогда я отошлю свое вечером. Вчера пришли посылки, и я была так рада – почерку, штемпелю и, разумеется, содержимому. Ты так чудесно печешь! Так красиво вышиваешь! Ты так мило все упаковала. А что касается синей куртки, за которую, я полагаю, равно как и за пару гольфов, должна благодарить Лолу, – я нашла рыжий волос! Сейчас же намотаю его на свой коричневый гребешок. Кроме зубной щетки, это единственное, что мне удалось сберечь. Та прядь, которая была на нем раньше, потерялась, когда я держала его под подкладкой рукава. Когда человек так беден, что у него нет даже карманов на пальто, он сует свои жалкие пожитки в рукава! Мой кошачий зверь, ты, конечно же, ночи напролет приготавливала это все для меня. И теперь я сижу на постели в мелкую клеточку, в изумительно пахнущей синей куртке, и выгляжу так, будто я «высоко-высоко на горном пастбище, где нет греха»32 , и радуюсь каждому гостинцу! Но я уже написала обо всем этом в письме, которое принесет тебе Людвиг, и которое, несомненно, попадет к тебе раньше, чем это. А теперь я так жду почты от тебя. После, когда, возможно, что-нибудь придет, я напишу еще.
8 ноября 1944 г.
Вчера ничего не пришло. А сегодня? Сегодня – точно: я так много хочу написать тебе, моя Ева-Долороза. Ты ведь без меня немножко Долороза? Но я совсем не знаю, с чего начать. Температура выше тридцати восьми держится вот уже несколько дней, и у меня странноватое ощущение в голове. И я думаю и волнуюсь о тебе постоянно. Хватает ли тебе денег? И ничего ли с тобой не случается во время воздушной тревоги? Хорошо ли ты питаешься? Здоровы ли дети? Были ли – что важнее всего – какие-либо неприятности, поскольку, похоже, они все же не выпускают тебя из поля зрения? Я и не знала вовсе, что можно, в самом деле, думать всегда, всегда, день и ночь, месяц за месяцем, об одном и том же. Снова и снова припоминается каждая мелочь, верно? Помнишь, как славно было тогда в Капуте, в первый раз, и как восхитительно мы дурачились и как были счастливы! И тот вечер в больнице, когда твоя соседка по палате крепко спала, а мы не знали об этом. И... и... и... Скажешь ли ты еще «мое дорогое сердечко?» С какой охотой поела бы я эту ужасную, ужасную зелень в картофельном супе! Иногда мне кажется, что этого больше никогда не будет. Шансы так ничтожны. И я провожу бессонные ночи, упрекая себя в том, что впутала тебя в свое сомнительное существование. Когда я вернусь, я прибуду с весьма запущенным случаем чахотки. Мой кошачий зверь, пожалуйста, пожалуйста, если кто-нибудь встретится на твоем пути, кто будет мил и захочет жениться на тебе, прими его. Это не имеет никакого отношения к нашей любви. Она останется, что бы ни случилось. В конце концов, на тебе – четверо маленьких людей, а твой муж непременно будет отпускать тебя со мной время от времени. Моя Эме, не сердись за то, что я тебе это пишу, но я не могу спать, я все время думаю. В данный момент ты не должна печалиться из-за меня. Все идет превосходно, все милы, от чего мы уже успели отвыкнуть, и мы точно останемся здесь до девятого декабря. Если же у меня по-прежнему будет температура, то, возможно, это протянется еще дольше. И теперь каждый день я со страхом смотрю на температурную кривую, надеясь, что время промчится и ничего не успеет произойти. Йозеф, похоже, приносит почту только по вечерам, а потом всегда забирает с собой наши письма. Я не забыла сказать, что люблю тебя? Да, и я так тоскую по тебе… Мне нужно, чтобы ты крепко обняла меня и утешила, и тогда все будет хорошо. Моя «мордашка» – хотела бы я опять сказать тебе. И Альбрехту теперь три года. Он, наконец, перестал пачкать штанишки? Ты один раз записала имя Бернда как отправителя посылки. Я понимаю это так, что он снова дома, и Лолин ребенок тоже? Моя бедняжка. Но ведь ты напишешь мне все об этом, да? Заботится ли о тебе Грегор? Надеюсь, не слишком усердно! А как дела у Эленай? Я хочу знать все, но более всего – о тебе, и будь честна, не приукрашивай ничего ради того, чтобы я не беспокоилась. Потому что я ведь в любом случае беспокоюсь, дорогая моя. Передай большой привет мадам Куммер! Но больше ни с кем не говори обо мне, все должны спокойно думать, что меня больше нет. Я решила отослать это письмо сегодня вечером в любом случае, а завтра написать другое в ответ на твое новое письмо. Обнимаю тебя и целую тысячу раз.
Твой верный, благородный, израненный Ягуар
Когда получишь следующее мое письмо, ответь и на него, хорошо? Вложи фотографии вас всех. Обработала ли ты пленку от 21 августа33 ? Надеюсь, твое письмо придет сегодня.
9 ноября
Письмо не пришло! Может быть, сегодня? Я хочу отослать это письмо после того, как получу твое. Сегодня я не очень хороша. Возможно, на днях начнутся месячные; у меня их не было с самого Берлина. Но это происходит со всеми: симптом пребывания в неволе. Лифчик сидит прекрасно, только чуть великоват. Э.Ш. [Эме Шрагенгейм – авт.], любимая моя. Мне не хочется много писать сегодня, я бы предпочла отвечать на твое письмо! Ты понимаешь, ведь правда, что вещами, которые ты мне шлешь, я делюсь со своей приятельницей? Наверняка именно поэтому ты что-то помечаешь, а что-то – нет. Она очень славная, и ей пришлось гораздо туже, чем мне, поскольку в Б. или О.34 – это все одно – ее разлучили с мужем, и она даже не знает, жив ли он. И у нее больше нет дома (она родом из Амстердама) и ни живой души во всем мире. Насилу убедила Йозефа принять три печенья и два куска пирога, однако сам он постоянно нам что-то притаскивает. Он говорит, что это его долг – помогать нам, он говорит, что должен и что просто не может ничего принять за это. И теперь мы целыми днями едим, и я ужасно горжусь, когда голландка, весьма разборчивая в еде, хвалит твою стряпню. И впрямь, та-а-ак вкусно!
10 ноября
Вчера от тебя не пришло никакой почты. И сегодняшний день близится к концу. Только что пришел результат второго анализа: отрицательный. Сделают еще один, и если он также окажется отрицательным, нас отправят отсюда. Так что я была неправа относительно шести недель и по-настоящему боюсь, что меня вернут в лагерь. Я чувствую себя, как человек, которому только что удалось высунуть голову из ледяной воды лишь затем, чтобы его втолкнули обратно. Но я скажу это только тебе, потому что только кошачьему зверю можно знать, что храбрый Ягуар боится. Молись за него, хорошо?
11 ноября
И вчера – никакой почты! Теперь я совсем уже не понимаю, что это такое. Твои родители не получили моего письма? Если нет – я отправлю это сегодня – тотчас же, пожалуйста, напиши мне длинное, длинное письмо с живописующим изложением (и отправителем опять поставь А. Карстен).
1069389056 поцелуев
от Ягуара
Только что пришло твое письмо!!!!
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2013-02-08 10:37 pm (UTC)no subject
Date: 2013-02-09 06:17 am (UTC)После выхода книги я несколько лет подряд не могла ни читать, ни смотреть про Холокост.
Хотя в результате всё равно никуда от этого не деться - это история моего народа, совсем недавняя к тому же.